Фэр приехал, отказываться не стал. И пришлось ему довольствоваться совсем «не вампирской» мной, которая в постель его не тянула, поцелуев не жаждала, а все спрашивала, спрашивала — обо всех, обо всем…
Он отвечал, ему было не жалко. И про Рин, так и не расставшуюся с мечтой покорить однажды прекрасного коэра, и про самого прекрасного, все-таки не вынесшего ее атак и… нет, не сдавшегося, но выгнавшего ее «домой, к родителям», придравшись по какому-то формальному поводу. Про хмурого Лирина, искавшего увеселений на охотах, и про велеречивого профессора, отыскавшего в том склепе какое-то уникальное навершие шаманского жезла, из бронзы, чей состав был абсолютно нехарактерен для данных мест…
— Да что ты все цепляешься к его бронзам? — не выдерживаю я.
— Сам он к ним цепляется, — отмахивается Фэр. — Понятно там все уже с этими склепами и курганами. А меж тем приборы фиксируют следы человеческой деятельности в полутора метрах ниже уровня пола погребальной камеры…
Не выдерживаю, смеюсь:
— Он про бронзы, ты про приборы, Рин про Лоу, Лирин про еду — ну ничегошеньки у вас не меняется, будто и не уезжала.
— А должно меняться? — судя по тону, он слегка обижен, что я его перебила, не дослушала про приборы. И, видимо, поэтому тему он не продолжает, переводит разговор на меня.
Я не возражаю, я рассказываю ему про больницу, про Бхндара, про странности судьбы, вновь сведшей меня вместе с тем самым доктором, что лечил меня некогда в стадах…
— Самого главного не рассказываешь, Лар. Как Анхен? Вернее — как ваша с ним жизнь? Помнится, весной ты боялась его до дрожи.
— Его, — киваю я. — Или нашей с ним жизни. Или того, что в этой жизни опять что-нибудь пойдет не так, и я вновь увижу самую темную его сторону. Или что вновь придется выбирать между плохим и наихудшим, и я вновь не сумею сделать правильный выбор. Или что я опять все испорчу…
— Разве за все в ответе только ты?
— Да нет, Фэр, — улыбаюсь я, — разумеется, нет. Просто, понимаешь, что проще: изменить его или измениться самой? Я не могу изменить его взгляды или черты его характера — они формировались столетиями, мне не осилить. Когда-то я была так наивна, что думала, что смогу — и это всегда приводило к беде. Больше нет, — решительно качаю головой, — таких иллюзий я не строю. Вот только, когда он вновь ворвался в мою жизнь, я поняла, ощутила, осознала — без него и жизни-то нет. А значит, вопрос ровно один: что я могу сделать для того, чтоб с ним эта жизнь была? Как мне поступать, реагировать, действовать? Я не управляю им — но собой пока владею. Вот и стараюсь стать той девой, которую он хотел бы видеть рядом. Да, пока не во всем выходит правильно действовать, но хотя бы реагировать правильно я уже научилась.
— Правильно — это как?
— Чтобы не огорчать, не раздражать. Чтобы получить тот итог, какой я хочу: мир и гармонию в наших отношениях.
— Любой ценой? — скептически смотрит на меня Фэр.
— А что дороже счастья с любимым? А главное, сам смотри: вот уже почти два месяца мы вместе, и нам хорошо, мы счастливы…
— Действительно счастливы? И я могу больше не опасаться за мою маленькую розу?
— Когда это я стала твоей розой?
— Увы, не стала, — притворно вздыхает Фэр. Или не притворно, кто его разберет. — Сорвали без меня.
Он улетел под вечер, не позволив себе ничего, кроме объятий и пары невинных поцелуев, а я вернулась к своим тетрадям и учебникам. Но, сидя с Анхеном в его кабинете, бросая время от времени взгляды на его профиль, склоненный над вампирским блокнотом, все возвращалась к тому вопросу, все раздумывала, а счастлива ли я? И ловила его одобряющую улыбку, и сердце замирало, словно впервые. И я понимала — да, действительно да, вот оно, мое счастье, мой мир, моя жизнь.
Ну а гости? Да дракос с ними, привыкну. Подумаешь, постель он делит… А кабинет он делит со мной, и достаточно просто протянуть руку…
Протягиваю. Скольжу пальцами по его кисти, невесомо оглаживаю запястье… И попадаюсь, в мгновение ока оказавшись на его коленях, в кольце его рук.
— Вот что за вредная девочка, — его дыхание щекочет мне ухо. — Фэра она, значит, не хочет.
— Неа, — мотаю головой, — не хочет.
— И время, отпущенное на отдых, тратит впустую.
— Ну почему же сразу впустую?
— А потому что нерастраченная сексуальная энергия никуда не делась… — его язык скользит по краю уха от мочки вверх, заставляя замереть от удовольствия. — И теперь мешает нам обоим работать.
— Как говорила мне одна дева, — я тоже знаю эту игру. И мои губы шевелятся в миллиметре от его, но все же не касаясь, — вампир обязан ублажать своего человека сам, денно и нощно, не перекладывая эту обязанность на других.
— Странная дева, — его пальцы скользят по моим волосам, расплетая косы, высвобождая пряди, — мне казалось, все ровно наоборот.
— Казалось, только казалось, — мои пальцы скользят не по волосам, по пуговичкам его рубашки… и по коже его груди… и даже не замечают, как сбивается чье-то дыхание… особенно, когда мой язык начинает скользить вдоль его ключицы… и спускаться ниже. А пальцы… Резкий рывок, и я уже не на коленях, я на столе, и блокнот отлетает куда-то в сторону, и пуговицы моей кофты тоже отлетают. И его руки ложатся на грудь, и его губы сливаются с моими… И предметный мир, и очередность действий — все исчезает в мареве страсти, есть только жар его тела рядом с моим, есть только мед его поцелуя, которым я никак не могу напиться, есть миг единения, пронзительный и прекрасный. И моя кровь, бегущая по его венам, и его жажда, струящаяся по моим… И пронзительный крик, вспарывающий пространство, и осколки звезд под сомкнутыми веками, и даже в небытии — отзвуки бесконечного счастья…