Но ветер… и холод… означают, что над парковкой нет защитного купола. И если резко бросится к ее краю я, возможно успею… Нет, не успею. Парковка огромная. А вампиры быстрее. А если вдруг и успею, то что? Прыгнуть вниз? Разбиться? Закончить свою нелепую жизнь, поскольку Он считает, что я уже больше ни на что не нужна? Ему не нужна? Он даже всплакнет, да. С облегчением, поскольку уже совсем ничего не сделать.
А я? Есть ведь еще я, и это моя жизнь, данная мне вовсе не для того, чтобы услаждать собой одного вампира до тех пор, пока его это услаждает. И я выживу. Если есть хоть малейший шанс, то я выживу. Не для того мне дана была моя жизнь, чтоб закончится столь нелепо. Не им. Моя жизнь закончится не им, он сам отказался от своей клятвы.
Владыка… Страшно даже представить… Но вдруг…
Следом за вампиром я вошла в лифт, и он начал спуск, больше похожий на падение. Вниз. В чрево башни Владыки. Дальше был коридор, заполненный неярким светом и истошными криками. Боли, ужаса, отчаянья. Стоны, хрипы, оглушительные вопли, переходящие в визг.
Идти не смогла. От ужаса замутило так, что начала тихо оседать по стенке. Вампир заметил, подошел, равнодушно перекинул меня через плечо и понес сам. В одну из комнат. Где аккуратно положил на топчан и молча вышел. Щелкнул замок.
Огляделась, ожидая увидеть нечто ужасное. Но комната, а вернее, одиночная камера, была пуста. Свет, льющийся из узенького окошка под самым потолком, позволял рассмотреть голые стены, выкрашенные неровными мазками в красновато-бурый цвет, так, что казалось, будто они покрыты десятком слоев человеческой крови. Кроме неширокого топчана с жестким матрасом, на котором я лежала, в комнате имелся лишь низенький, грубо сколоченный столик, да отхожее место в углу.
И если прежде мелькали смутные мысли, что моя уникальность, возможно, заставит Владыку отнестись ко мне как-то по-особому, то теперь от них не осталось и следа. Много у него здесь таких «уникальных». От которых ему нужны только боль и страх. Лоу, видно, не зря намекал, что Владыка давно импотент. А иначе он сам бы уже завел себе и сыновей, и внуков. И не снискал бы себе славу лучшего мастера байяты…
И вот как я здесь выживу, как? Физически — может быть, Сэнта постаралась. Но как не сойти с ума?
Звукоизоляции не было ни малейшей. И я до вечера лежала в одиночестве, слушая бесконечные хрипы, крики и стоны. Мне приносили еду, но даже смотреть в ее сторону я не могла. Я не сомневалась, что меня пугают специально, что Владыке нужен мой страх, мой ужас, что меня целенаправленно доводят до того состояния, когда я стану «наиболее питательной». Но отрешиться от этого ужаса не могла. Одного страха ему не хватит, он захочет еще и боль…
За мной пришли вечером, когда за окошком совсем стемнело и мне даже удалось задремать. Снова вампир, не лунный. Служить Владыке, видимо, особая честь, даже тюремщиком.
— Иди со мной, — вновь спокойный голос, отсутствие ментального приказа, и равнодушная спина перед глазами. Не сомневается, что пойду. Не допускает и мысли, что не пойду.
И я иду, да. Мне безумно, непередаваемо страшно, но я иду. Всегда надеешься на лучшее. Всегда веришь, что если все сделаешь правильно, не станешь злить тюремщика, будешь послушной, то тебя пожалеют и все обойдется. Ну… хотя бы больно будет не прямо сейчас. А потом… потом ведь тоже может что-нибудь случится.
Снова лифт. Подъем, столь же стремительный, как прежде спуск. Коридор. Тихий и светлый, с коврами на полу и роскошными букетами в больших напольных вазах. Здесь любят срезанные цветы.
Вампир открывает передо мной дверь:
— Заходи.
Захожу. Горят свечи. Множество свечей, расставленных на полу и мебели по периметру комнаты. Мягкое мерцание света. Легкий аромат плавящегося воска, смешанный с запахом каких-то цветов.
Центр комнаты пуст. А у дальней стены в роскошном кресле — Владыка. Свою царственную халею он сменил на просторный черный халат, отороченный золотом по воротнику и обшлагам. Его волосы свободно распущены, и в обманчивом свете множества свечей на миг кажется — Анхен. Это Анхен, он не бросил, не предал, он со мной, все прочее — мне приснилось.
— Подойди, — а вот голос не похож. Совсем. Ни тембром, ни интонацией. — Вот сюда. Опустись на колени.
Опускаюсь. Там и так как велели. Он хотя бы не зол, бьется мысль, он хотя бы не зол. В отличие от своего слуги, Владыка обращается ко мне на эльвийском. Знает, что владею.
— Что ж, — неторопливо продолжает глава государства после весьма продолжительной паузы, — давай посмотрим, на что ты можешь сгодиться.
Он лениво шелестит страницами лежащего у него на коленях досье.
— Значит, тупиковая нежизнеспособная ветвь… Жаль, меня весьма интересовали твои дети… Интересный мог бы выйти эксперимент… Все запорол, никчемный мальчишка, все бездарнейше запорол. Он хоть дарственную мне прислал на нее? — повышает он голос.
— Нет, Владыка, документы от авэнэ не поступали.
Мы, оказывается, не одни. Но оглядываться на говорившего… Ситуация любопытства не предполагала.
— Что ж, пусть тешет себя надеждой, — совершенно не расстраивается Владыка. — Подготовь пока приглашение для светлейшего авэнэ. На Большую Байяту. Изысканнейшее угощение только для самых близких и дорогих мне эльвинов. И не забудь приписать, что отказа я не приму.
— Будет исполнено, Владыка. На какое число назначить мероприятие?
— Число? — Владыка вновь задумчиво шелестит листами. — Ну, вот прекрасная дата: двадцать шестое апреля, — его палец замирает на одной из строчек. — Сколько тебе там исполнится, девочка? Двадцать два? Красивая цифра, совершенная в своей симметричности. Что ж, так и решим. Мой тебе подарок — умереть в день рожденья дано не каждому. А коли уж мой дорогой племянник так не любит лишней писанины, то придется ему распорядиться устно и при свидетелях, — Владыка чуть усмехается. — Как тебе, крошка? Я даже позволю ему еще раз тебя поцеловать. А может, и не раз, это уж сколько ты выдержишь.