За синими горами (СИ) - Страница 13

Послушно отвечаю, не совсем понимая, при чем тут бабушка. А он все спрашивает. И адрес школы, и имя первой учительницы, и с кем за партой сидела, и котангенс сорока пяти градусов, и сколько рек в Бездну впадает, и определение фотосинтеза… Терпение у меня кончилось где-то на формулах полимеров. Я выдохлась, и вместо формул сообщила ему, что заниматься производством полиэтилена не планировала никогда, и потому вместо того, чтоб переписывать их с доски, играла с Петькой в крестики-нолики. Так что если он их подзабыл — там, в кабинете, справочник, а я не он.

Улыбнулся. Чуть-чуть, уголками губ.

— Да мне они, в общем, тоже без интереса. Больше скажу, назови ты их — я едва ли сумел бы оценить их правильность.

— Так чего ты мне голову морочишь?

— Не морочу, Лар. Проверяю. Когда мозг начинает гореть, человек теряет способность к концентрации, мотивацию, интерес. Он не забывает обо всем, он просто не хочет сделать усилие, чтобы вспомнить. Не понимает, зачем вспоминать. Зацикливается на какой-то одной теме и просто не слышит вопроса, если он касается чего-то другого…

— А я твои вопросы еще слышу, — киваю, а сама думаю о том, что он проверял, то есть допускает саму возможность… А ведь любой вампир, соединяющий свою жизнь с человеком, не просто допускает, он этого с ужасом или обреченностью ждет. Ежедневно. Исподволь, ненавязчиво проверяя, словно пересчитывая лепестки своей розы.

— «У розы у моей последний лепесток…» — негромко произнесла я слова той песни, что пел мне когда-то Фэр.

И тут же почувствовала пальцы Анхена, сжавшиеся на моих предплечьях.

— Нет, — он отчетливо скрипнул зубами. — Не дождетесь.

Прижался губами к моему виску. Даже не поцеловал — просто прижался. И сидел так какое-то время, тихонько укачивая меня на руках.

— Это я просто перестраховываюсь, Лар, — произнес, наконец. — Вот чего больше всего боюсь — про то в первую очередь и думаю… Все-таки стресс. Видимо, все-таки стресс. Эта больница тебя доконала. Тремор ведь так и не прошел…

— Но ты же сам сказал, на человека укус действует при любом стрессовом расстройстве.

— На человека, — кивает он, — при любом. А в тебе слишком много вампирской крови. И вот у вампиров… Я помню, как уходили те, кто так и не смог смириться с реалиями нашей новой жизни. Они не делали резких заявлений, не объявляли голодовок, не пытались покончить с собой. Приспосабливались, как и все. Но принять эту жизнь не могли. И в один прекрасный день не просто теряли интерес, саму физиологическую потребность или возможность заниматься сексом. Они теряли способность впитывать энергию сексуальных связей, не воспринимали ее даже в качестве сторонних наблюдателей. А это — как из человеческой пищи полностью исключить витамины. Все до единого. Навсегда…

— Их лечили?

— Пытались… Вот только кто тогда считал стресс болезнью? Лечили сопутствующие недуги, вторичные. А причина не исчезала…

— И ты думаешь, все дело в том, что болезнь — вампирская? Но моя реакция на укус? Она всегда была человеческой, она всегда была…

— Ты меняешься. И каждый раз, когда твой организм оказывается ослабленным, вампирского в тебе становится чуть больше. Ты ведь заметила — волосы, которые ты отрастила себе после пересечения Бездны, гораздо гуще тех, что были у тебя прежде. Легче расчесываются, почти не путаются. И вот уже пару месяцев, как совсем не растут.

Киваю.

— Как у вампиров, верно?.. А длина? Если бы ваши девы не стригли волосы, их длина была бы такая же?.. Или никто уже и не помнит?

— Я помню. В моем детстве… раннем… волосы еще не стригли. Длина была такая же. Чуть выше колена…

Какое-то время молчим, глядя на снег, летящий за границами сада.

— Но я не питаюсь вампирскими энергиями… энергиями сексуальных связей…

— Насколько я могу видеть, — не соглашается Анхен, — именно за их счет и идет твое восстановление после каждого укуса… Шло…

— И… что теперь делать?

Вздыхает.

— Ну, для начала то, что давно бы следовало, да я все тянул, зная, что результаты лягут на стол Владыки. Собирать консилиум лучших специалистов, проводить полное обследование твоего организма. Далее назначать лечение, менять обстановку, пытаться полностью убрать травмирующие факторы… Что там, кстати, случилось сегодня в больнице, ты ведь из-за нее сорвалась, верно? Малыш при родах умер?

Вспоминаю. И мрачно вздрагиваю:

— Все…

— Все — это только если при точечном падении метеорита. И то, мне бы уже сообщили, — качает он головой. — Что конкретно случилось?

Сглатываю.

— Присутствовала при осмотре. Новорожденных. Твоим главврачом. И скажи мне, что от того, что он кладет пальцы им на виски, мозг у них не разрушается… Что это он так, от любви к детям… потрогать…

Вздыхает. Тяжело, медленно.

— Я ведь им запретил…

— Трогать?

— Тебе это показывать… Лар, ну попробуй представить, что мозг не разрушается. Что в стаде недолюдей, едва способных себя обслуживать, растут нормальные человеческие дети, все понимающие, все чувствующие. Разве лучше?

Да, да, конечно не лучше. Лучше так, как делают они. Вампиры ведь тоже думают, чувствуют. И просто избавляют от лишних мучений. Пытаются облегчить существование тем, кому не в силах подарить жизнь… Я соглашаюсь, я убеждаю себя, что так правильней. Вот только мысли все время срываются к одному:

— А мой ребенок? Если что-то пойдет не так, если он тебе не понравится, если ты передумаешь, ты вот так же — просто пальцы ему на виски?.. Сам, даже Андородэуса звать не будешь?